В истории советской и российской науки были одиозные ученые: агроном Трофим Лысенко с его нападками на генетику, математик Анатолий Фоменко с проектом "Новой хронологии". В их компанию можно было бы записать и Бориса Рыбакова, чьи смелые гипотезы об истории Руси оставляли коллег в недоумении, если бы он не был настолько противоречивой фигурой.
С одной стороны, Рыбаков был очень авторитетным, титулованным ученым: лауреатом Сталинской премии, Героем Социалистического Труда, действительным членом Академии наук, директором Института археологии АН СССР. Доктор исторических наук и один из основателей Европейского университета в Петербурге Лев Клейн писал о Рыбакове: "Более 30 лет - все хрущевское и брежневское время - он самодержавно руководил советской археологической наукой". С другой - многие взгляды академика яростно критиковали коллеги.
Рыбаков и испытание славой
Научные интересы Рыбакова начали складываться еще в детстве. Он был выходцем из интеллектуальной старообрядческой семьи: его отец Александр Степанович возглавлял Старообрядческий богословский институт, первое учебное заведение для подготовки священнослужителей "древлего благочестия". В семье Бориса Рыбакова, по словам его ученика Алексея Чернецова, трепетно относились к прошлому. Академик, как видно по его карьере, любил старину, интересовался религиозным инакомыслием, славянским язычеством и был националистом.
После школы Рыбаков поступил на этнологический факультет МГУ и учился на историка-археолога. Его научная карьера началась с исследования восточнославянского племенного союза радимичей, о которых он написал кандидатскую диссертацию и защитил ее в 1939 году.
В конце 1930-х годов он прославился, посрамив крупного специалиста по древнерусской литературе Александра Орлова. Орлов составил список старинных надписей, который Рыбаков раскритиковал. "Молодой тогда еще Рыбаков, ему тогда было 30 с небольшим лет, написал довольно суровую рецензию, где он на одну треть дополнил список вещей с надписями. Вы понимаете, что это довольно хорошая пощечина одному из представителей старого, еще дореволюционного поколения", - рассказал Чернецов. По его словам, Рыбаков вообще был замечательным знатоком летописных текстов и мог навскидку, загибая пальцы, рассказать родословную древнерусских князей.
Через девять лет Рыбаков закончил работу на степень доктора наук "Ремесло Древней Руси". За нее ему дали Сталинскую премию. "Диссертация сыграла главную роль в его карьере. Для своего времени это невероятно сильная работа. <...> После этого его развитие, пожалуй, пошло по нисходящей… как бы сказать… он немного зазнался, - рассказал Чернецов. - Я думаю, что потом ему до некоторой степени мешали высокие звания. Ему было не до тщательной работы. Он очень хотел изложить свои идеи. Борис Александрович любил себя в искусстве немного больше, чем искусство в себе".
Рыбаков и поиски древнейшей Руси
Получив докторскую степень, Рыбаков вскоре стал академиком и директором Института археологии. С этого начался его карьерный взлет, который совпал с переменами в науке и политике.
С начала 1930-х годов в советской лингвистике властвовало "новое учение о языке" Николая Марра. Эта псевдонаучная теория провозгласила классовую сущность языка, а его происхождение и изменение объяснила сменой и развитием общественно-экономических формаций. В 1950 году "новому учению о языке" пришел конец: Сталин написал работу "Марксизм и вопросы языкознания", в которой раскритиковал марризм.
Рыбаков поучаствовал в разгроме. "Когда вместо теории Марра стали навязывать традиционную индоевропеистику, Рыбаков и Александр Львович Монгайт поехали в Питер, где было гнездилище марристов, и стали учить археологов, как надо по-марксистски, по-сталински изучать историю языков и народов", - рассказал Чернецов.
Другим важным событием стала антисемитская и шовинистская "борьба с космополитизмом" 1948–1953 годов. В это время в обществе и науке усиливались державнически-патриотические настроения: пропаганда прославляла великих предков, власть продвигала теории, которые умаляли иностранное влияние, - а Рыбаков в 1950 году опубликовал работу "К вопросу о роли Хазарского каганата". В ней он писал, что хазары, чья элита исповедовала иудаизм, особенно не повлияли на формирование древнерусского государства и культуры.
Тогда же в советской науке критиковалась норманнская теория. Рыбаков был антинорманистом и последовательно пытался "удревнить" Киев, чтобы доказать: государственность на Руси возникла задолго до призвания на княжение скандинава Рюрика.
"Рыбаков один из немногих российских ученых с очень сильным украинофильским, киевоцентрическим креном. Он считал, что Киевская Русь - это прежде всего Украина. Все южное он считал передовым, а Владимир, Новгород - какой-то периферией. Оттого ему хотелось эту Южную Русь удревнить. Но это просто курьез: из-за намеков в "Повести временных лет" можно подумать, что [легендарный основатель Киева] Кий был современником Юстиниана, жившего в V–VI веках. Это примерно как с юбилеем Казани: нашли там старинную западноевропейскую монету - город сразу стал очень древним", - объяснил Чернецов. По его словам, нет достоверных данных о том, что Киев появился раньше IX века.
Сделать Киев древнее Рыбакову удалось. По крайней мере, в эту версию поверили власти и в 1982 году устроили празднование 1500-летия города.
Это же навязчивое желание развенчать норманнскую теорию объясняет интерес Рыбакова к черняховской культуре, которая существовала в Причерноморье во II–IV веках. Сейчас ее связывают с государством готов Ойумом, но Рыбаков доказывал, что здесь зародилась восточнославянская культура и государственность. Однако археологические находки опровергают эту гипотезу. "Достаточно сказать, что черняховская керамика была значительно лучше, чем на Руси в XII–XIII веках. Во всяком случае, в главном центре. Очень аккуратная, изящная посуда", - рассказал Чернецов.
В 80-х годах Рыбаков серьезно увлекся язычеством и написал две книги о дохристианских верованиях древних славян. "Он очень любил славянское язычество, но любовь эта была излишне эстетизированная. Он искал каких-то красот необычайных, которые в догосударственной эпохе, в дикарстве, вряд ли стоит искать", - сказал Чернецов. В книгах о язычестве есть и этимологические изыскания Рыбакова, которые вызывают смех. Например, он писал, что слово "жрец" происходит от слова "жрать". Здесь академик тоже основывался скорее на личных пристрастиях, чем на фактах.
Рыбаков и линия партии
Вряд ли Рыбаков был конъюнктурщиком. Скорее всего, его идеи просто удачно совпадали с изгибами линии партии. "Рыбаков никогда и не поддерживал абсолютно бредовую теорию Марра", - сказал, согласившись с этим, Чернецов. О том же писал Клейн: "Нет, он не подстраивался. Он всегда придерживался националистических убеждений, но раньше приходилось сдерживаться, a теперь они пришлись ко двору".
По воспоминаниям коллег, Рыбаков был хорошим организатором и лидером, талантливым, темпераментным человеком, который умел заражать других своей страстью. Но большая часть идей Рыбакова за рамками археологии - в истории, лингвистике, фольклористике - была дилетантской и разбивалась компетентными критиками. Антинорманизм, стремление "удревнить" славян, его представления о славянском язычестве - все это высосано из пальца. "Работы Б.А. Рыбакова в разных науках были скандально бездоказательны и изобиловали элементарными ошибками", - писал Клейн.
Выдающиеся успехи его были обусловлены не столько профессионализмом, сколько удачно сложившимися обстоятельствами, прихотями идеологов и власти того времени, когда он начинал карьеру. Впрочем, к своей чести, Рыбаков не подстраивался под идеологию, а просто последовательно придерживался своих взглядов даже тогда, когда они были непопулярны.
Максим Абдулаев, корреспондент научно-популярного портала "Чердак "
Идол российских неоязычников академик Борис Рыбаков в истории, религиоведении, искусствоведении, картографии, фольклористике был... дилетантом. Мaститым, авторитетным, талантливым, ярким дилетантом. A его яростная страсть к утверждению одной определенной исторической картины, возвышающей русский народ, мешала ему осознавать и преодолевать свой дилетантизм. Aрциховскому приписывают лаконичную характеристику Рыбаковa: "гениальный недоучка".
***
Однажды в ресторане ленинградского Дома ученых на Дворцовой набережной, куда я зашел на обед с профессором Каргером, тогда директором ленинградского филиала Института археологии, мы встретили академика Рыбакова. Обедать сели за один стол. Меня он на дух не выносил, но обед прошел за любезной беседой. Рыбаков рассказывал, как в поезде он ехал в купе с дамой и ее маленькой дочкой. Девочка смотрела в окно и вдруг закричала: "Мама, смотри, там коровка ходит, а рядом еще что-то". "Я глянул в окно, - прокомментировал Рыбаков,- это "что-то" была лошадь". Разговор шел об утрате близости к природе и гибели исторических знаний…
В декабре этого года исполнится 10 лет со дня смерти академика Бориса Александровича Рыбакова. Более 30 лет - всё хрущевское и брежневское время - он самодержавно руководил советской археологической наукой. Его краткие биографии (их много) написаны в житийном стиле - из них его личность, его успехи, слабости и трагедию не понять. Нужен более трезвый анализ. Так получилось, что самую подробную биографию этого ученого написал я - его несомненный противник ("Воевода советской археологии" в томе "Технология власти" и глава в моей сданной в печать истории российской археологии). Я старался быть объективным. Это мне было не так уж трудно, потому что, несмотря на критическое отношение к его концепциям и позиции, я испытывал искреннее восхищение его талантом.
***
***
В Интернете можно встретить сведения, что я считаю Рыбакова ответственным за свой арест в начале 80-х. Это не так. До подобных методов борьбы академик никогда не опускался. Его выступления на партсобраниях о необходимости борьбы с нарушениями идеологии в Ленинграде создавали вокруг меня неприятную атмосферу, но распоряжение включить меня в "ленинградскую волну" арестов, насколько я представляю, было, разумеется, не от археологического начальства (и не от ленинградских силовых структур - для них это было неожиданностью), а от Отдела науки ЦК.
Родился Рыбаков в 1908 г. в состоятельной старообрядческой семье. Отец был хозяином магазина готового платья и преподавал в старообрядческом институте Рябушинского. В семье был культ древнерусской истории, всё старое, древнее было своим. В революцию отца посадили, мальчик был отдан в детский дом "Трудовая семья", где отпрыску буржуя вряд ли было легко адаптироваться. Страдало и его русское староверческое самосознание. Рaспaлaсь Россия, нa окрaинaх образовались отдельные госудaрствa, в сaмой столице у влaсти окaзaлось много евреев, поляков, грузинов, латышей и прочих нaцменов. Гордиться своими русскими предками стало опaсно - можно было получить обвинение в великодержaвном шовинизме. У подроста, видимо, тогда возникло подспудное чувство протеста.
Этот подaвленный ропот уязвленного национального самолюбия ощущается в основе всего мировоззрения Рыбaковa. Евреев всю жизнь терпеть не мог - об этом пишут его русские сотрудники (Кузьмина, Федоров и др.).
В 1924 г. он окончил школу и устроился продавцом газеты "Рабочий путь" - заработал трудовой стаж и поступил в Университет, на историко-этнологический факультет. Избрал археологию и специализировался по славяно-русским древностям у проф. В.А. Городцова, а из историков особенно слушал акад. М.К. Любавского, проф. Ю.В. Готье и С.В. Бахрушина. Большое влияние на него оказал аспирант А.В. Арциховский.
Борис Александрович Рыбаков. Фото: Википедия, автор – Виктор Чхаидзе
Отслужив в армии (1930-31 гг.), в Пролетарской дивизии, устроился на работу в Архив Октябрьской революции, а первый курс лекций начал читать в Академии Коммунистического воспитания им. Н.К. Крупской. Словно нарочно, судьба бросала его на самые пролетарски звучащие участки. Впрочем, вскоре он увидел в большевиках силу, которая восстанавливала милую его сердцу государственность, и проникся преданностью новому государству и его идеологии. Вступил в партию в 1951 г. и никогда не уклонялся от партийной линии. Это партийная линия всё больше склонялась к его внутренним убеждениям.
Со второй половины 30-х нaчaлся поворот во внутренней политике - от декларативного интернационализма к русскому патриотизму и национализму. Уловил ли Рыбаков раньше других перемену курса? Нет, он не подстраивался. Он всегда придерживался националистических убеждений, но раньше приходилось сдерживаться, a теперь они пришлись ко двору.
С 1931 г. он работает в Историческом музее, с 1937 г. - в Институте истории материальной культуры (впоследствии археологии) и с 1939 г. - на кафедре археологии МГУ, где он стал деканом. В Институте и ГИМ он выполнил за предвоенное пятилетие тот труд по изучению древнерусского ремесла, который сделал ему имя. Рыбаков установил наличие ремесленных цехов и показал значение ремесел на Руси, найдя указаниям письменных источников соответствие в археологическом материале. Он показал, что до татарского нашествия Русь находилась на высоком уровне хозяйственного развития. В 1942 г. он защитил по этой рукописи диссертацию, а опубликованный труд получил Сталинскую премию. В 1953 г. избран член-корром, в 1958 г. - академиком.
Последние годы сталинской эпохи были для Рыбaковa годaми взлета. Охота на космополитов и критиканов, дело врaчей-вредителей и прочие рaспрaвы проносятся мимо, совершенно его не зaдевaя. В эти годы складывается его концепция происхождения славян. Слaвянскaя государственность, по этой концепции, вызревала задолго до Киевской Руси, в зaрубинецкой и блестящей черняховской культурах. Она уходит корнями еще глубже, гораздо глубже - в глубины третьего тысячелетия до н.э., в трипольскую культуру.
Богатые сокровища кочевников и яркие, окрашенные римским влиянием культуры полей погребений Украины (относимые многими археологами к германским) он объявил раннеславянскими. Достоверно рaннеслaвянскaя культурa VIII-IX веков, известнaя только как "роменско-боршевская", Pыбaкову явно не нрaвилaсь: грубая лепная керaмикa (это после черняховской, сделaнной нa круге!), почти нет оружия, умений. Эту культуру он большей чaстью просто игнорировaл.
Не нравился ему и хaзaрский кaгaнaт: тюрки, вдобaвок иудейского вероисповедaния, по летописи, взимaли дaнь со славян, и даже первые русские князья нaзывaлись "кaгaнaми" - нестерпимо для гордости. Рыбаков публикует несколько рaбот, в которых стремится доказать, что, вопреки проф. Aртaмонову, территория кaгaнaтa была совсем маленькой, тaк что особой роли в истории славян он играть не мог. Производительной же деятельности хaзaры, по Рыбакову, почти не вели - государство, де, было пaрaзитическое.
Роль норманнов на Руси вначале отвергал, потом под давлением фактов (он же профессионал) вынужден был признать, но всячески преуменьшал - ну, подумаешь, призвали наемников, сделали князьями.
К середине 50-х Рыбаков явно выдвинулся нa роль лидерa отавяно-русской археологии. Когда после ХХ съезда партии началась смена начальников во многих отраслях, вот и приглянулся руководству 48-летний видный археолог, признанный авторитет. И Рыбаков действительно покaзaл себя лидером, умным и властным. Он затеял крупные проекты, в частности издание многотомного Корпусa (Сводa) археологических источников страны. Зa 15 лет было зaплaнировaно выпустить 150 томов. Но, как и всё у нас, реализация сильно отошла от планов. К 1990 г. (удвоенный срок) вышло только 83 выпуска (прaвдa, среди них немало весьма ценных). Но они выходили всё реже. Уже к нaчaлу 80-х силы нaчaли иссякать, и стало ясно, что для представления всей совокупности источников и 150 томов очень мaло, но дaже этот рубеж в обозримые сроки недостижим.
Поскольку к нaчaлу 80-х Свод забуксовал, Рыбаков задумал другую внушительную серию - "Археологию СССР" в 20 томах. Зa десятилетие успело выйти 12 томов, очень рaзных и большей частью устаревших к моменту выхода, как это обычно у нaс бывает с тaкими коллективными академическими изданиями. Словом, хотели как лучше, а получилось.
Со времени руководства Институтом чисто археологическая направленность собственных его исследований пресеклась. В течение 60-х он еще будет ездить в поле, руководить раскопками, и позже иногда будут появляться его статьи об археологических находках, но ни одна из его многочисленных монографий отныне не будет собственно археологической. С этого времени он выступает в своих книгах только как историк, религиовед, искусствовед, картограф, фольклорист, использующий археологические мaтериaлы. В большинстве этих наук он был, однако, дилетантом. Мaститым, авторитетным, талантливым, ярким дилетантом. A его яростная страсть к утверждению одной определенной исторической картины, возвышающей русский народ, мешала ему осознавать и преодолевать свой дилетантизм. Aрциховскому приписывают лаконичную характеристику Рыбаковa: "гениальный недоучка".
Так он обратился к фольклористике и возродил "историческую школу" Всеволода Миллера. В русских былинах он увидел изложение истории самим народом. В своих книгах и статьях он стал реконструировать историю по былинам. Против него выступил крупнейший фольклорист проф. В.Я. Пропп, показавший, что героический эпос - это специфический художественный жанр, который сильно искажает историю, создавая из разных героев одного, перенося его в иное время и делая из подручного материала героев.
Подобные работы Б.А. Рыбакова в разных науках были скандально бездоказательны и изобиловали элементарными, ошибками. Дело усугублялось незнанием иностранных языков.
Из его книг 80-х наиболее значительными, с точки зрения археолога, являются две монументальные монографии о славянском язычестве - "Язычество древних славян" (1981) и "Язычество древней Руси" (1987). Написанные чрезвычайно талантливо и изобретательно, они читаются с воодушевлением. Я сам их читаю с удовольствием. Но вот тому, что я прочел, не верю.
Рыбаков заимствовал у ранних исследователей представление о Роде как о главном и чуть ли не единственном боге восточных славян. Остальные боги - Перун, Велес и др. - лишь его ипостаси. Между тем, такой бог ни в одном источнике прямо не упоминается, и само имя возникло из неправильного прочтения поздних греческих рукописей о гaдании по звездам - "генеалогии" (в славянском переводе "родословии"). Белорусский праздник "комоедицa" Рыбаков связывает с греческой, а затем латинской "комедией" (comoedia) и трактует как языческий прaздник медведя: от греческого "комос" - "медведь", поясняет он. Откуда он взял такой перевод? По-гречески "медведь" - "арктос", a "комос" - "шествие гуляк, ряженых". Все, абсолютно все его лингвистические экскурсы, которых множество в этом томе, выполнены на том же уровне.
В ряде работ Рыбaковa содержaлaсь изумительно красивая гипотеза о начале городской жизни в Киеве зa три века до первого культурного слоя. В летописи приводится легендa об основaтеле городa Кие, и некоторые эпизоды этой легенды отдаленно нaпоминaют события с неким aнтским вождем V века Хильбудием, сообщаемые греческими источниками. Значит, решил Рыбаков, Хильбудий - это Кий, и город основaн в V веке. Критиканы не удовлетворились, лепетaли что-то о неясности легенды, об отсутствии культурного слоя. Рыбаков предъявил самый веский aргумент: с его подачи в нaчaле 80-х ЦК Пaртии и Прaвительство СССР приняли совместное Постановление о праздновании полуторaтысячелетнего юбилея Киевa в 1982 г. Противникам пришлось умолкнуть. Были приглашены иностранные делегации, выпущены роскошные юбилейные томa, созвaны нaучные конференции. Года три продолжалась шумихa. Всё - на основе гипотезы Рыбaковa.
3 июня 1908 г. исполнилось 100 лет со дня рождения известнейшего русского уче-ного Бориса Александровича Рыбакова, посвятившего свою долгую жизнь изучению культуры славян и, в частности, русского народа в древний и раннесредневековый период истории. Неоценим его вклад в мировую науку, начало которому было положено его первой монографией из числа последующих семнадцати, вышедшей в свет в 1932 г. Особое внимание он уделял эпохе сложения российской государственности и той мировоззренческой базе праславян, которую принято именовать язычеством. Этой проблеме посвящен весь материал его известнейших книг, «Первые века рус-ской истории» (1964), «Язычество древних славян» (1981), «Киевская Русь и русские княжества ХII-ХIII вв.» (1982), «Язычество древней Руси» (1987).Заслуги Б.А. Рыбакова были с благодарностью признаны представителями разных течений мировой науки – историками, археологами, религиеведами, этнографами и литераторами – и высоко оценены: он был лауреатом Ленинской, двух Государственных премий и премии имени академика Б.Д. Грекова, был почетным членом трех академий наук – Болгарской, Чехословацкой и Польской, а также Краковского универ-ситета. Основной области его деятельности была работа в качестве директора Института археологии РАН, которой он посвятил 40 лет своей жизни, занимая и пост академика-секретаря Отделом Истории РАН и широко делясь, начиная с 1930 г., своими знаниями и открытиями с тысячами студентов Московского Университета и определяющими свою деятельность археологами, этнографами и историками. Его заветы – это наш путь.
Тема славянского язычества на Руси очень долго оставалась лишь собранием ко-лоссального количества фактического материала вне широкого осмысления с точки зрения истории. Но постепенно Рыбаков разрабатывал комплексный подход к оценке этого материала, бывшего ценным источником информации о древнем периоде истории славянского и особенно русского язычества, неотделимого от общего процесса формирования славянских народов. Две указанные книги отразили методологический подход автора к важнейшим и, главное, не устаревшим доныне проблемам, ка-сающимся не только фактов сложения и развития славянских народов, но и самой проблемы признания мировой наукой необходимости глубокого изучения истории славян. Ведь еще в XIX в. западноевропейские ученые не утвердились в осознании необходимости уделять должное внимание изучению славян. Об этом четко сказал русский историк С. Лесной в книге «Откуда ты, Русь?» (Ростов на Дону, 1995 г.). От-метив, что Гегель, например, назвал славян «неисторическим народом» и после этого задает правомерный вопрос: «А кому же в голову придет писать историю неисторического народа?». И продолжает: «Огромная площадь Европы, занятая славянами к моменту появления их на страницах истории, является неопровержимым доказательством их древности... Образование славян несомненно уходит в глубину тысячелетий».
Вот этой истории, причем не новой, и не средневековой, а главным образом древнейшей, посвятил свои основные труды Б.А. Рыбаков, подобравший ключи к общим историческим проблемам славянского и, в особенности, русского язычества. Это были ключи и к освоению той мысли, что понятие «предок» включает в себя наших пращуров, живших и развивавших свою культуру в отдаленнейшие времена, в той глубине эпох, которая измеряется не веками или тысячелетиями, а многими десятка-ми тысячелетий. Он возглавил в середине XX века течение отечественной историче-ской науки, направленное на поиски доказательств древнейших корней славян как самой численно значительной части во всем составе массива индоевропейцев. Его часто звучавший призыв углубляться в архаику ориентировал ряд исследователей на проведение поиска именно в направлении глубочайших корней населения Восточной Европы.
Как-то в одной из бесед со мной Борис Александрович сказал, что некоторые поэты остро чувствуют эту неимоверную отдаленность от нас тех веков, память о которых хранится в нашем подсознании, и привел в пример слова А. Петрова: «В цепи ис-тории все звенья ум человеческий хранит», а затем вспомнил и Н. Гумилева «И память о Деве-птице долетит до иных столетий». А затем сказал, что эта Дева-птица очень ясно направляет нашу мысль на углубление в изучение язычества, и историки должны вдумываться в архаику, если хотят понять истоки многих более поздних и даже современных жизненных проявлений, включая и такие, как религиозное миро-ощущение, а точнее – религиозные поучения.
И действительно, не только обе его указанные выше книги, но и столь же весомый труд «Киевская Русь и русские княжества» пронизаны стремлением и умением воссоединить эти «звенья цепи истории». Неколебимой была его убежденность в том, что, как писала А. Ахматова «в прошедшем грядущее зреет». Он в разговоре и в лекциях иногда напоминал, что слово «потомки» происходит от слова «потом», и что нам, пришедшим в жизнь через тысячи и тысячи лет после тех, кто жил «пред нами» и кто передал нам свою кровь и свой опыт, следует беречь запасы своей памяти и расширял понятие «своей памяти» до уровня родовой и народной памяти, связанной с культом предков.
Культ предков – это выражение осознанного и неосознаваемого ощущения исто-рии своей семьи, своего рода, а, говоря более масштабно, своего народа. Это – выражение общей памяти, выработанной не за сотни, а за многие тысячи лет. Памяти о жизни и делах своего народа, о его отношениях с другими сообществами, о принятии или непринятии этих групп – словом, об умении «жить среди людей». Коллективная память народа – это колодец такой глубины, что пронизывает многие слои прошлого. Историкам следует лишь научиться находить, улавливать и оценивать суть и меру тех данных, которые поступали в этот колодец в разные эпохи. Эта память накапливает множество знаний и доносит их до тех времен, когда, наконец, появляется письменность, и люди начинают фиксировать с ее помощью все то, что хранится в памяти, все, что живет и дышит в устных преданиях.
Будучи археологом, историком, религиеведом и этнографом, этот крупный ученый всегда шел по пути масштабно расширенного поиска. Источниками его сопоставле-ний и утверждений по вопросам истории являлись и археологические находки, и дан-ные глубоко изученных им русских летописей, и такие фольклорные материалы, как былины, сказания, предания, сказки и песни. Одна из его известных книг так и называется «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи». Будучи энциклопедически об-разованным и зная классические и современные европейские языки, Борис Александрович четко анализировал памятники разных веков, отыскивая в них, начиная от Библии и Геродота, все указания, касающиеся жизни древних народов и течений их религиозных взглядов. Аналитически сопоставляя их с трудами различных исследователей, он определял пути расселения славянских племен и границы их территорий, прослеживая эти данные от самых ранних времен до возникновения княжеств древней Руси. Так впервые им была очерчена область сложения праславянскои культуры, занимавшей ко II тыс. до н.э. площадь в 1300 км. в широтном направлении при мери-диональной широте в 300 - 400 км. (Геродотова Скифия. М., 1979, с. 207-208).
В книге «Язычество древних славян» он утверждает, что «изустная, традиционная многовековая культура русской деревни – это не только сокровищница интересую-щих нас сведений о ее глубоких корнях, но и одновременно и сами те корни, на кото-рых устояла на протяжении тяжелой тысячи лет масса трудового крестьянства, корни, питавшие не только деревню, но и городской посад, и в какой-то мере и социальные корни». На изустную традицию ориентировались и другие исследователи, но особой заслугой Рыбакова является, безусловно, тот метод ее освоения, который неотделим от анализа археологических открытий и выступает во всех его работах как пояснение прямой связи каждого из них с духовной культурой изучаемого народа. Обе книги о язычестве наших предков содержат не просто исторические, а захватывающе интересные для читателя сведения о тех элементах язычества, что сохранялись в быту и в обычаях русских людей вплоть до самого недавнего времени (а как мы сами можем видеть, проявляет себя и в наши дни). Глубокое знание летописей выявляет подвла-стное положение их авторов и прямую зависимость от политики князей и от желания властей придать определенную окраску описанию событий. Это показано, например, при разборе фактов проникновения с X века римско-византийского христианства в среду русских язычников, живших в течение многих тысяч лет по поучениям волхвов и почитавших богов своего пантеона. Говоря о язычестве славян Б. Рыбаков подчер-кивает, что исследователи религий не уделяли язычеству должного внимания.
Особое внимание уделено в книге «Язычество древних славян» вопросу о древнем почитании бога по имени Род и сопутствующих ему богинь, именуемых рожаницами. Не углубляясь здесь в краткой статье в эту тему, скажем только, что этим божествам в книге посвящена отдельная обширная глава, поглубже познакомиться с которой следовало бы всем, кто интересуется вопросами генетики и такими широкими пробле-мами, как наследственность и народная память (кстати, здесь можно напомнить, что слово «народ» означает результат самого процесса родов, появления детей, о чем, к сожалению, многие в наше время забывают или просто этого не осознают, а ведь мы все являемся «очередным выпуском» потомства, которое постепенно, век за веком, нарождали наши предки, начиная с тех самых архаических времен, и Борис Александрович призывает нас помнить об этом).
Да, историю внедрения христианства в жизнь языческой Руси описывали многие ученые, и в этом вопросе точку зрения Рыбакова и его школы можно выразить краткой формулой – «язычество, а не христианство определяло мировоззрение древнерусского общества». О борьбе с язычеством писали многие историки и религиеведы, и здесь важно отметить лишь то, что новая религия укрепила свои позиции не только благодаря поддержке властей, но и в силу того, что она впитала в свои регуляции и обрядовую практику множество элементов языческой культуры, что и сохраняется в церковных службах до наших дней. В трудах Рыбакова это смешение именуется двоеверием, и он именно таким словом определяет русское православие, сложившееся на основе древних славянских культов доземледельческои и земледельческой эпохи.
Очень ценными источниками, которые описываются и цитируются в книге «Язычество древней Руси», являются своеобразные отчеты миссионеров Ватикана направлявшихся в области расселения западных славян. Эти документы содержат сведения, практически неиспользованные другими исследователями, и эти сведения приводит Рыбаков как иллюстрации воздействия католиков на славянские народы с целью раз-рушения их единства. Такие страницы заставляют вспомнить призыве русского ди-пломата и поэта Ф. Тютчева: «славянский мир, сомкнись тесней». Да, западные политики всегда старались подорвать это издревле сложившееся единство, и, как мы те-перь знаем, во многом уже преуспели и стали в последнее время направлять свои уси-лия прямо на подрыв самосознания русского народа, на разрушение той народной памяти, к сохранению которой нас призывают книги Б. А. Рыбакова. В этой книге, посвященной анализу восточнославянского язычества на протяжении I тысячелетия н.э., рассматривается история русской государственности в форме становления русских княжеств («земель») до X века, т.е. до встречи язычества с привнесенным извне христианством, и дается широкое описание развития двоеверия.
Древние формы религиозного мировосприятия достигли своей вершины ко времени сложения Киевской Руси, которое Рыбаков прямо называет языческим государством. Книга насыщена примерами анализа археологического материала, а без такого его внимательного и любовного всматривания в каждую черточку древних вещей, в значение каждого их знака, нельзя понять прямой связи с жизненной практикой и чувствами тех, кто их некогда создавал. Борис Александрович проложил путь к умению не просто описывать молчаливые находки археологических раскопок, а читать их внутренний рассказ, понимать суть того, что видел и переживал человек создавав-ший и этих идолов, и эти фибулы или амулеты. Тексты его книг – это всегда ясный и открытый разговор с читателем, не поучения и не инструкции, а эмоционально ок-рашенное живое повествование о том, о чем всем нам, потомкам наших предков, следует знать. Например, выявленное автором наличие черт ритуального характера в ук-рашениях русских княгинь подчеркивает такую характерную особенность раннесредневекового языческого общества, как участие в древних традиционных обрядах представителей всех его социальных слоев, а значит и единство мировосприятия, бывшее типичным для всего народа, единство сохраняемой им памяти, сложившейся в течение многих тысяч лет его исторического развития. И, всегда, в каждом абзаце книг Рыбакова, мы встречаем не осуждения «проклятого (поганого, тупого и пр.)» язычества, а глубокий сердечный интерес к нему как к выражению мировосприятия сотен поколений наших предков, как к их перекличке с нами, немой их попытке рассказать нам о своей жизни.
Историю Руси в трудах Рыбакова мы видим на той стадии ее изучения, которая до наших дней признается основой для дальнейших разработок.
Гусева Наталья Романовна, доктор исторических наук, член СП РФ
Писателя, историка, славяниста, археолога, учёного, исследователя Бориса Рыбакова по праву называют одним из тех, кто внёс неоценимый вклад в развитие современного язычества, в укрепление родной веры, в поднятие древних традиций. Рыбаков Борис Александрович стал для тех, кто интересуется язычеством, интересуется корнями славянского народа, верованиями, историей, традициями настоящей «путеводной звездой». Его книги настолько всеобъемлющи и так скрупулёзно и точно вникают в суть каждой детали, что прочитав даже один или два его труда, можно прояснить для себя многие моменты, основы и тонкости славянского язычества.
(21 мая 1908 г. — 27 декабря 2001 г.) являлся профессором, академиком АН СССР и академиком РАН, археологом, историком. Кроме того, являлся деканом исторического факультета МГУ, проректором МГУ, директором института АН СССР, директором Института истории СССР, академиком-секретарём Отделения истории АН СССР, членом Международного комитета славистов и так далее. Имеет множество наград и премий, среди которых: Герой Социалистического Труда, Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени, Три ордена Ленина, Орден Октябрьской Революции, Орден Трудового Красного Знамени, Орден Дружбы народов, Ленинская премия, Сталинская премия и другие. Его вклад в развитие советской и славянской историографии просто неоценим. Первой работой Бориса Рыбакова считается «Ремесло Древней Руси», которая изначально являлась его докторской диссертацией, а затем была опубликована. «Ремесло Древней Руси» было награждено Сталинской премией.
Борис Рыбаков был известным археологом . Он проводил раскопки в Москве, Звенигороде, Чернигове, Переяславле Русском, Белгороде Киевском, Тмутаракани, Путивле, Александрове и на других исторических землях, где существовали древние культуры славян. Борис Рыбаков, будучи откровенным славянистом, который придерживался глубоко-патриотических взглядов и высказывал свою точку зрения на уникальность и величественность всего славянского народа, не боялся критиковать других писателей, исследователей и учёных, совершать настоящие революции в исторических хрониках и давно устоявшихся понятиях. При этом его точки зрения всегда тщательно проработаны, чтобы очередное открытие не оказались впоследствии «ложной сенсацией». В этом смысле Борис Рыбаков был очень щепетилен, и вы сами можете в этом убедиться, прочитав его труды. За более чем 70 лет своей деятельности, опубликовал несколько книг, сотни статей и рецензий.
Здесь я хочу познакомить вас с замечательной книгой писателя, учёного, славяниста, пользующегося непререкаемым авторитетом, которая называется «Язычество древних славян» . Эта книга, в числе некоторых других, считается одним из самых больших и обширных трудов Рыбакова. Исследование было написано в 1981 году и вместе с другой книгой, которая вышла в 1987 году и называется «Язычество Древней Руси», является полноправным путеводителем в мире славянских верований. Многие писатели, историки пытались создать труды, которые были бы настолько обширными и всеохватывающими, но, пожалуй, блестяще вышло это только у Бориса Рыбакова.
Являясь одним из самых больших знатоков славянской культуры, Борис Рыбаков создал по-настоящему уникальное произведение, которое стоит того, чтобы с ним познакомиться. Фундаментальное исследование язычества Руси , начиная с самых ранних времён и практически до настоящего времени. Своё исследование Рыбаков начинает с самых истоков — с каменного века, которым датируются первые находки древних людей, с самых древних представлений о высших существах — двух Рожаницах-лосихах и заканчивая Перуном, на самый верх пантеона языческих Богов которого поставил . Таким образом, начиная своё исследование с праславянских времён, Рыбаков раскручивает запутанный клубок, расставляя все точки и заполняя бытовавшие до этого пустоты. Конечно, люди, даже такие учёные как Борис Рыбаков, о котором здесь идёт речь, далеко не идеальны и где-то могут ошибаться. Многие авторы и другие историки пытаются переосмыслить то, что создал Рыбаков, что-то укрепить, что-то подвергнуть сомнению и выдвинуть свою точку зрения. Однако тот фундамент, что Борис Рыбаков положил для современных людей, которые интересуются своим прошлым, истоками своего существования, переоценить просто невозможно.
В книге «Язычество древних славян» вы познакомитесь с Богами и древнейшими традициями, разбором и расшифровкой древнейших посланий в виде рисунков, узоров, надписей, вышивок, резьбы и так далее. Кроме того, Борис Рыбаков подробно останавливается на сказках, мифах, легендах и преданиях наших предков. Весь обширный пласт сведений он собирает воедино, создавая единую, точную и ясную картину мира древнего славянина-язычника.
Купить книги Бориса Рыбакова «Язычество древних славян»
Купить книгу Язычество древних славян в интернет-магазине с доставкой.
В 2008 году, почти пять лет назад, исполнилось столетие со дня рождения выдающегося историка и археолога, академика Бориса Александровича Рыбакова . К этой дате был снят пронзительный фильм «Зима патриарха», который не слишком заметили. И совершенно напрасно! Фильм достоин самого широкого внимания. Режиссер – Александр Капков, ГТРК «Культура».
Б.А. Рыбаков родился в 1908 году. С конца 30-х гг. работал на историческом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова, вёл полевые археологические исследования в древнерусских городах. С 1956 по 1987 гг. – директор Института археологии АН СССР. Основные научные труды: «Ремесло Древней Руси» (1948), «Первые века русской истории» (1964), «Слово о полку Игореве и его современники» (1971), «Геродотова Скифия» (1979), «Язычество древних славян» (1981), «Киевская Русь и русские княжества ХII-ХIII вв.» (1982), «Язычество Древней Руси» (1987), «Петр Бориславич: поиск автора Слова о полку Игореве» (1991), «Стригольники: русские гуманисты ХIV столетия» (1993).
Учёный скончался 27 декабря 2001 года. Незадолго до смерти Борис Александрович дал последнее интервью, в котором фактически подвёл итог своей яркой и интересной жизни.
Вы родились в начале двадцатого столетия, присутствовали при его завершении. Какое оно для вас?
Это мое столетие. Но, если говорить точнее, то я – человек двадцатого столетия.
Можете ли охарактеризовать его кратко?
Нет, одним словом сказать невозможно. Даже одной лаконичной фразой не выразишь суть. Век развития техники – несомненно. Век социальных конфликтов – несомненно. Век грандиозных войн – тоже несомненно. Нет, чтобы охарактеризовать наш век, нужен гений Пушкина.
Это уже ответ. Спасибо.
Тяжелое столетие. Тем более что усовершенствовались методы уничтожения человечества. Оружие стало смертоносным, многосмертельным и используется более цинично. Это мы знаем по балканской трагедии.
Но ведь и положение человека не улучшилось?
Ни здесь, ни там. Может быть, двадцать первый век улучшит жизнь человечества!
Вы думали о своем предназначении?
Я не задумывался над этим.
Не кажется ли вам, что ваша жизнь – ваш научный подвиг – была предопределена?
Я не думал об этом. Я скажу вам, что всегда ощущал себя русским человеком. Такова была моя семья. Особенно со стороны матери. Ее отец был старый москвич в третьем поколении. А другие предки были из Пскова и Суздаля.
По отцовской линии?
Нет. А по отцовской – из Коломны. Тоже Центральная Россия. Старообрядцы. Старообрядчество дает какую-то историческую основу. Я с детства слышал рассказы о Ключевском, Виппере и других профессорах от отца, который был студентом Московского университета. Потом он стал директором Учительского института, и в столовой директора каждый день обедали профессора, человек восемь-десять, велись интересные разговоры. Поэтому лет с восьми я уже был в среде, где обсуждались разные исторические вопросы. И мама брала меня с собой лет с десяти на заседания какого-то педагогического совета, который принимал от художников картины на темы по русской истории. Они были напечатаны, конечно, в красках. Но сам этот процесс: художник работает над темой, потом приносит эскизы, это обсуждается: хвалят, ругают, оценивают. Затем эти картины были напечатаны. Я – ученик уже предпоследнего класса – и наш учитель (отличный учитель был) приносил нам эти картины в класс и по этим работам вел занятия, то есть свой рассказ иллюстрировал картинами. Мне эти обсуждения врезались в память и объединились с хорошими уроками Николая Тимофеевича Крюкова, и все это попало на плодородную почву.
Значит, фундамент вашей жизни – это семья? Возможно, я ошибаюсь, но ваша мама Клавдия Андреевна была филологом?
Она окончила женские курсы Герье по филологическому факультету.
Ваш отец Александр Степанович хотел, чтобы вы стали инженером…
Многое перепуталось тогда, когда можно было хотеть иль не хотеть. Отец и сам резко переменил профессию. Он стал специалистом по бухгалтерии. Написал учебник по бухгалтерии. И вообще он был человек, приспособленный для нэпа, энергичный, умеющий работать, но на меня влияния не оказал. Самое главное вот что: нас, московских школьников, советская власть спасла от голода. Несколько тысяч мальчишек и девчонок и учителей. Мы были посажены на пароходы и поплыли по Москве-реке, по Оке, а потом по Волге и по Каме до хлебородных губерний Казанской и Уфимской. Вот там провели три года до голода в Поволжье. Мы там ничего не читали: не было книг, но мы узнали крестьянский быт, быт охотников-отходников, которые уходили в дикие места охотиться. Там много было первобытного, в частности, курные избы. Я видел, как живут в этих избах. Блестящие, черные, как бы сверкающие лаком деревянные стены и светец с лучиной.
Вы как бы заглянули в прошлое?
Очень заглянул в прошлое. Потом я видел лодки, которые являли собой два бревна, довольно больших, связанных вместе прутьями. Сидя на этих двух бревнах, веслом можно было управлять ими и переправиться через реку. Медленно, но надежно. И потом я видел долбленую лодку с решеткой на корме, где я был занят огнем, а хозяин этой лодки острогой бил рыбу. Это реальное ощущение первобытности с тех пор постоянно было со мной.
А по цивилизации вы не грустили?
Конечно, я истосковался по Москве. И когда мы вернулись домой, мать работала в детском доме на Гончарной улице, я был приписан к нему как воспитанник, хотя так получилось, что я единственный среди детдомовцев был также учеником школы у Покровской заставы.
А когда же вы увлеклись историей?
Очень скоро я перестал ходить в школу на уроки, а стал посещать монастыри, детские библиотеки, пешком исходил (денег тогда не было, особенно не разъездишься) все окраины Москвы, подмосковные места: Кусково, Коломенское, конечно… Изучал архитектуру, читал – в детской библиотеке при большой Румянцевской (Ленинской) и при библиотеке Исторического музея. В общем, погрузился сразу в прошлое Москвы и Руси.
Я заметил по тому, как вы листали журналы, вашу любовь к церквям. И вот вы рассказываете о детстве, о своих путешествиях в Кусково, Коломенское… Что вас влекло к церквям? Чувство красоты? Или возможность прикоснуться к прошлому?
Нет, нет! Ничего ясного не было… Хотел знать Древнюю Русь.
Но это была интуиция?
Да, это была интуиция. Я самому себе не объяснял.
А может быть, это и было предопределением?
Конечно, это было какое-то предопределение. Весной 1922 года директор детского дома подозвал меня к себе и строго сказал: «Как дела в школе? Ничего? А ты знаешь, что ты остался на второй год? Так вот, ты остался!» Я приналег на все. Математика мне давалась легко. Биологию я любил. Историю – тем более. С языками – немецким и французским – у меня было все благополучно, географию я тоже знал. Мы с отцом во время первой мировой войны расставляли на карте флажки разных стран в зависимости от колебаний фронта. Все одно к одному шло. Целое лето я прозанимался как следует и перешел не в свой класс, а через класс. В общем, я учился в школе два года. Когда закончил учебу, мне было пятнадцать лет.
И пытались поступить в университет?
Нет. Я был шестнадцатилетним мальчишкой принят в институт Брюсова. Но скоро понял, что среди тридцатилетних студентов-фронтовиков, журналистов мне не место.
И пошли работать агентом по распространению «Рабочей газеты» на Серпуховской площади?
Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я поступил учиться в МГУ на историко-этнологический факультет. И посещал также лекции на филологическом.
А еще через год вы уже написали свою первую работу «О раскопках вятических курганов в Мякинине и Кременьи в 1927 г.», которая была опубликована в сборнике студентов археологического кружка 1-го МГУ.
Древние вятичи жили под Москвой. Студенты раскапывали эти курганы ХII века. А я в то время был редактором студенческого журнала, который делался на гектографе тиражом в сто экземпляров. Все-таки! Один экземпляр до сих пор храню в своей библиотеке. После окончания университета меня посылали на Урал в Алапаевск, где не было ни приличного музея, ни каких-либо славянских древностей. Город не упоминается в старинных источниках России. В общем, это была своего рода ссылка.
И что вы решили делать?
Пошел в военкомат и попросился на срочную службу. Меня взяли охотно. И год пробыл в армии. Это была учебная часть – своего рода юнкерское училище. У нас читали лекции военные авторитеты: будущий маршал артиллерии Н.Н. Воронов и царский генерал Самойлов. Я с огромным удовлетворением и наслаждением вспоминаю это время. Был очень рад тому, что попал в конное подразделение. И даже потом стал начальником конной разведки.
И конечно, ваш опыт общения с этими прекрасными животными как-то отразился потом на ваших изысканиях по «Слову о полку Игореве»?
Я еще в университете изучил этот древнерусский памятник культуры. А на службе произошло наложение знания «Слова» с моими знаниями о коннице, всего: от ковки до рубки, от скорости передвижения до маршрутов.
И тогда вы поняли, что комони – это боевые кони?
Да! И я стал поверять одно другим: кавалерийскую практику и тамошний текст. Я выявил даже, что перемена ритма в поэме выражает разные аллюры конницы: то тихая рысь – в одном отрывке, то рысь обыкновенная – в другом отрывке; все это передается соответственными интонациями мужественного командирского голоса. (В завершение Б.А. резко рубит рукой воздух. – А.П. ) А вот это: «заране во пяток потопташа поганые полки половецкие» – карьер, «аллюр четыре креста» – скачка. Так что сам автор знал, видно, конное дело. Поэтому «Слово» для меня стало обязательным. Я был обязан все рассмотреть, разгадать тайны.
И вам это удалось сделать на высочайшем уровне. Анализируя столетие с 1132-го по 1237-1241 гг., названное вами «эпохой Слова о полку Игореве», вам удалось сделать новаторский вывод, что тогдашние крупные русские княжества представляли собой самостоятельные государства. И почти в каждом княжестве был свой летописец. Один из них, боярин князя Изяслава, и был, по вашему мнению, автором знаменитой поэмы. Как встретила научная среда и журналисты вашу книгу «Петр Бориславич: поиск автора Слова о полку Игореве»?
Рецензий было мало. Мне показалось, что я изложил свою точку зрения аргументировано и ненавязчиво. Я не мог сказать, что было это так-то, но везде писал, что, вероятнее всего, было так.
Анализируя ваш жизненный опыт, я заметил, что еще в двадцатилетнем историке был заложен фундамент ваших будущих работ по ремеслам, культуре и религии Древней Руси, теплился росток великого древа, ветви которого дали великолепную крону.
Зерно грядущих открытий прорастает еще в детстве.
А ваша книга о стригольниках, вышедшая пять лет назад, тоже была задумана в молодости?
Когда после службы в армии я пришел работать в Исторический музей, где был отличный отдел письменности, то там было много старинных книг вплоть до ХII века, рукописей, древних икон и крестов. Я все это изучал и еще шестьдесят пять лет назад написал работу о нестяжателях и иосифлянах. Она была опубликована под названием «Воинствующие церковники». Правда, эта статья не была прямо связанной с этой темой.
Как бы вы охарактеризовали идею этой книги?
Идея ее в названии «Стригольники: русские гуманисты XIV столетия». Стригольники – это их тогдашнее наименование.
Не было ли это церковное движение ересью в православии?
Нет. Это не было ересью. Они основных тезисов христианства и не касались. Они порицали часть духовенства за неправильное, с их точки зрения, поведение, «лихих пастухов». Это совпадало с решениями церковных соборов.
То, что вы взялись за эту многосложную работу, не говорит ли о том, что кровь ваших предков-старообрядцев в вас еще бушует?
Возможно. Мне эта тема гуманизма близка. Между прочим, у старообрядцев были строже нравственные законы. Потому многие из них были благочестивыми купцами.
Да, слово их много значило. Все эти Морозовы, Рябушинские… Есть ли какие-либо открытия о Древней Руси в науке за последние годы?
И русскими, и украинскими, и польскими археологами сделано очень много. Потом фольклор… Ведь его можно датировать. Фольклор южных племен был унесен в результате переселений на север и сохранился там. Наибольший интерес представляют волшебные сказки об охоте «на чудищ хоботистых». А эти животные и есть мамонты. Так фольклор приводит нас в палеолит.
У вас есть замечательный образ – «глубинная память народа».
Вот она – глубинная… хоботистые чудища. Они же исчезли пятнадцать тысяч лет назад.
Борис Александрович, что нового у вас в осмыслении предыстории Киевской Руси?
То, над чем я работаю сейчас, называется «Судьбы славянства: от Геродота до Нестора». В книге будет использовано много фольклора. Терминология будет интересная: двенадцатого века. «Историки и песнотворцы».
Ваша работа будет ограничена тремя тысячелетиями?
И на целое тысячелетие до Геродота простирается тоже.
Подводя итог вашей жизни, конечно же, не окончательный, скажите: вам все удалось сделать, что вы задумали?
Почти все. Кроме этой книги.
Как бы вы охарактеризовали ее суть?
Новая концепция предыстории Киевской Руси.
Ваше отношение к теории академика Фоменко и его последователей о новой периодизации истории человечества?
Самый лучший ответ – гробовое молчание.
Вас, видевшего создание и деятельность Советского государства, не огорчает его развал?
Меня возмущает их подлость: развалить государство. «Беловежская пуща» была бы хороша, если бы Белоруссия, Россия и Украина собрались, чтобы обдумать совместную политику. А что получилось в итоге? Реформы ничего не дали, кроме обнищания.
Что значит советский период в истории России для вас лично?
Я уже говорил вам о том, что советская власть спасла мое детство. При всех негативах было очень много положительного. Были результаты. Особенно во всех областях науки. Сегодняшнее отношение государства к ученым совершенно непонятно.
Не давила ли на вас политизация общества?
А я не был комсомольцем. В партию я вступил только в 1951 году, когда уже получил Сталинскую премию.
Потенциал народа! Многое удалось реализовать?
Культура. Наука. Образование. Конечно, в картине того времени были и темные пятна: известный схематизм. Потом – Маркс сказал, а мы должны верить, что именно так и было. А Маркс империализма не видел. Энгельс застал, да и то начало его. Маркс – умный философ, но он очень не любил Россию…
Верите ли вы в то, что Россия и на этот раз выйдет из кризиса?
Верю. Твердо верю. Было татаро-монгольское иго – и закончилось. Была дикость и разница с Европой – и уничтожилась. Была страшная война с одной из передовых стран Европы – и кончилась. Я убежден в том, что мы выйдем из этого кризиса. Но мое внутреннее убеждение не доказательство. Сейчас у многих народов бывшего СССР период детства свободы: этого хочу, того хочу. Повзрослеют – поймут, что можно иметь, а что – необходимо подождать. Сейчас важно, чтобы дальше не распадалось государство. А все признаки грядущего распада, к сожалению, есть…
Вы как-то рассказывали о первом впечатлении, которое произвела на вас «Троица» Рублева.
Это было еще до войны в Третьяковке. Раньше я смотрел просто на нее. А тут углубился – и меня пронзило. Зал был пустым. Я стоял, смотрел, приближался, думал, разглядывал, потом опять стоял, перебирал в уме историю того времени, что происходило, какова роль Андрея Рублева, роль монастырей… Потом я испытал толчок, вздрагивание… И вот эти полчаса, проведенные наедине с «Троицей», – мягкие линии, общая композиция, гениальная композиция – говорят о том, каким гармоничным должен быть мир. Мир должен быть гармоничным во всем. Это родилось у меня как убеждение после того, как я долго вглядывался, не торопясь, в эту картину. Я ушел с каким-то особым чувством, словно нашел что-то невиданное никогда.
И последний вопрос: учит ли чему-нибудь история?
Борис Александрович достает фломастер и, улыбнувшись, пишет на листе бумаги зеленым «ДА».
Беседовал Анатолий Парпара
«Литературная газета»