Кто ясно мыслит
Надо иметь что сказать, и надо сказать это как можно яснее, – вот и весь секрет хорошего стиля.
Мэтью Арнолд (1822–1888), английский поэт и критик
Ясный стиль – вежливость литератора.
Жюль Ренар (1864–1910), французский писатель
Кто ясно мыслит, ясно излагает.
Никола Буало (1636–1711), французский поэт
У тех, кто пишет ясно, есть читатели, а у тех, кто пишет темно, – комментаторы.
Альбер Камю (1913–1960), французский писатель
Смутно пишут о том, что смутно себе представляют.
Михаил Ломоносов (1711–1765), ученый, поэт
Есть даже такие, кто нарочно старается быть темным. Отсюда родилась замечательная похвала: «Это прекрасно: я и сам ничего не понял».
Квинтилиан (ок. 35-ок. 96), римский учитель красноречия
Самый подходящий момент начать статью наступает, когда вы ее успешно закончили. К этому времени вам становится ясно, что именно вы хотите сказать.
Марк Твен (1835–1910), американский писатель
Некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались делать столь ясными.
Иммануил Кант (1724–1804), немецкий философ
Простота труднее всего на свете. Это крайний предел опытности и последнее усилие гения.
Жорж Санд (1804–1876), французская писательница
Писать просто и ясно так же трудно, как быть искренним и добрым.
Сомерсет Моэм (1874–1965), английский писатель
Для одних стиль – это сложный способ говорить о простом, для других – простой способ говорить о сложном.
Жан Кокто (1889–1963), французский драматург
Все, что обычно, – просто; но не все, что просто, – обычно. Оригинальность не исключает простоты.
Дени Дидро (1713–1784), французский философ-просветитель
Он научился выражать свои мысли, – но с тех пор ему уже не верят. Верят только заикающимся.
Фридрих Ницше (1844–1900), немецкий философ
Признаюсь, идея учебного курса по созданию объясняющих роликов в нашей команде обсуждается уже года два. Мы создавали карту курса, смотрели на неё, ужасались объёму, сожалели о разрыве, который будет неизбежен между проинформировать и научить делать.
В общем, этот курс мы так и не запустили, поскольку не хотели вводить никого в заблуждение, мол как научишься делать объясняющие ролики, станешь супер востребованным специалистом, и к тебе выстроится очередь клиентов. Это, мягко сказать, не так. Да, наша команда в месяц делает порядка 20 роликов, но организация процесса продаж оказалась сложнее самого процесса производства.
Как это часто бывает, озарение приходит внезапно. Возникла гипотеза, что побочный эффект важнее прямого результата, то есть:
ЯсноМыслие, так необходимое для создания объясняющих роликов имеет гораздо больше областей применения, чем сами объяснения
Мы часто слышим благодарность от клиентов типа “спасибо, пока делали ролик, сами разобрались о чём суть нашего продукта/проекта/ценности/и.т.п.”.
Итак, вот идеи, зачем данный курс может быть нужен…
Частным лицам
- Лучше доносить свои идеи до руководства/коллег/сообществ
- Быть услышанным и понятым (согласитесь, обидно когда твои идеи приходят с запада и принимаются на ура теми, кто отрицал твои)
- Быстро вникать в новые контексты, лучше понимать клиентов/партнёров/коллег - стать корпоративным переводчиком, наводящим мосты между разными контекстными островками.
Кто ясно мыслит ясно излагает эссе. Кто ясно мыслит – ясно излагает
Опыт работы преподавателя русского языка и литературы уральской Назарбаев Интеллектуальной школы Оксаны Опря изучается и применяется по всему Казахстану.
В том, насколько важна роль учителя, Оксана Викторовна убедилась на собственном опыте. И профессия, и страсть к чтению, и стремление изучать непростые науки – языкознание и филологию – ей достались только потому, что повезло и со школьными, и с университетскими преподавателями. Окончив Западно-Казахстанский государственный университет им. М. Утемисова, она осталась на кафедре, защитила кандидатскую диссертацию. Учила студентов 17 лет. Но ученому всегда нужно совершенствоваться. Поэтому решила попробовать силы в работе с одаренными детьми в Назарбаев Интеллектуальной школе, где работает уже 4 года.
– Мне импонирует прежде всего то, что методики, применяемые в НИШ, предусматривают межпредметную интеграцию, развитие творческих способностей учеников, умение работать в группе, создание в классе комфортного психологического климата, – рассказывает она. – Задача состоит в том, чтобы научить детей думать, правильно применять полученную информацию, стремиться к лучшим результатам. Она может быть достигнутой только в том случае, если уроки проходят интересно и воспитывают у детей постоянную жажду знаний.
То, что Оксана Викторовна – хороший учитель, она доказала на практике, обобщив свои наработки в двух методических пособиях, которые получили все Назарбаев Интеллектуальные школы страны. Первое посвящено развитию критического мышления, второе – навыкам функциональной грамоты по письму. Вторая книга на международном конкурсе учебной и научной литературы «Золотой корифей», проходившем в текущем году в Ростове-на-Дону, в номинации «Эффективный подход в филологической науке» заняла первое место. То есть практика преподавания Оксаны Опря шагнула за пределы Казахстана.
О своей работе она рассказывает доходчиво, как и подобает опытному педагогу. В Назарбаев Интеллектуальных школах применяется так называемая таксономия Блума. Это классификация педагогических задач и целей, строящихся по принципу перевернутой пирамиды, где знания занимают всего 5%, затем по нарастающей следуют понимание, применение, анализ, синтез и оценка достижений. В итоге большая часть урока отводится практическим занятиям, закреплению навыков письма и речи.
– В седьмой класс приходят ребята с разным уровнем знаний, – продолжает Оксана. – Но в НИШ все они наделены хорошими способностями, поэтому за год те, кто послабее, наверстывают упущенное. А дальше уже идет приобретение навыков риторики, развития фантазии. В паре «воображение + информация» первое слагаемое гораздо важнее. Широко применяется обучение азам журналистики. Сочинения практиковались в школах всегда. У нас они более четко классифицируются по жанрам. Дети должны знать, как пишутся эссе, рассказ, ведется дневник, берется интервью. Резон прост: кто ясно мыслит, тот ясно излагает. При этом важно умение работать в команде, группе, дополняя друг друга и коллективно оценивая сделанное. Предоставляется возможность улучшить разработанный вариант, ликвидировать его слабые стороны. Не менее важно умение отстаивать свою точку зрения, доказывать правоту. При этом говорить не только правильно, но и убедительно.
Ученики сами пишут сценарии, которые потом становятся мини-спектаклями. Интерактивная доска дает возможность подбирать к выбранной теме изобразительное и музыкальное сопровождение. Такая игровая форма, как показала практика, – лучший способ запоминания. Всегда есть возможность переделать неудачную работу. При таком подходе полностью исчезает страх неудачи. А взамен появляется желание добиваться успеха. Критерии оценки также существенно отличаются от привычной пятибалльной системы. Учитель оценивает степень достижения намеченной цели. Ученик при этом всегда может заглянуть в электронный журнал и узнать, по каким позициям и направлениям ему следует заниматься с большей старательностью.
– Трехъязычие в Назарбаев Интеллектуальных школах – это уже реальность, – говорит Оксана Викторовна. – Мотивация владеть английским языком вполне понятна. Казахский наши ученики знают. Как не однажды отмечал Президент Нурсултан Назарбаев, нельзя терять и богатства, которым владеет наш народ, – знание русского языка, ведь чем больше языков знает человек, тем культурнее он становится. Моя цель – учить так, чтобы наши выпускники владели русским в равной степени с теми, для кого он родной.
Оксана Опря принята в казахстанскую Ассоциацию преподавателей русского языка и литературы. Ее книга «Фольклорные традиции в творчестве В. И. Даля» издана в Германии. Но больше всего она гордится знаком «Лучший учитель», который присуждается в школе каждый месяц по результатам голосования учеников.
Никола буало. Биография и творчество
Les Satires
Никола Буало родился в семье секретаря парламента. Получил прекрасное классическое образование, изучал сначала правоведение и богословие, но потом посвятил себя изящной словесности. На этом поприще он рано приобрёл известность благодаря своим «Сатирам» (1660).
В 1677 году Людовик XIV назначил его своим придворным историографом, вместе с Расином, сохранив своё расположение к Буало, несмотря на смелость его сатир.
Лучшими сатирами Буало считаются восьмая («Sur l’homme») и девятая («À mon esprit»). Кроме того, он написал множество посланий, од и эпиграмм.
Самое знаменитое сочинение Буало - поэма - трактат в четырёх песнях «Поэтическое искусство» (фр. «L’art poétique») - представляет собой подведение итогов эстетики классицизма. Буало исходит из убеждения, что в поэзии, как и в других сферах жизни, выше всего должен быть поставлен bon sens, разум или здравый смысл, которому должны подчиниться фантазия и чувство. Как по форме, так и по содержанию поэзия должна быть общепонятна, но лёгкость и доступность не должны переходить в пошлость и вульгарность, стиль должен быть изящен, высок, но в то же время прост и свободен от вычурности и трескучих выражений.
Как критик Буало пользовался недосягаемым авторитетом и оказал огромное влияние на всю поэзию XVIII века, пока на смену ей не явился романтизм. Он с успехом низвергал раздутые знаменитости того времени, осмеивал их жеманство, сентиментальность и вычурность, проповедовал подражание древним, указывая на лучшие образцы тогдашней французской поэзии (на Расина и Мольера), и в своем «Art poétique» создал екс изящного вкуса, который долгое время считался обязательным во французской литературе («Законодатель Парнаса»).
Таким же бесспорным авторитетом Буало являлся и в русской литературе конца XVIII века. Российские представители псевдоклассицизма не только слепо следовали правилам литературного екса Буало, но и подражали его произведениям (так, сатира Кантемира «К уму моему» есть вольный перевод «À mon esprit» Буало).
Начало первой песни «Поэтического искусства». Издание 1674 г.
Своей комической поэмой « Налой » («Le Lutrin») Буало хотел показать, в чём должен заключаться истинный комизм и выразить протест против полной грубых фарсов комической литературы того времени, угождавшей невежественному вкусу значительной части читателей; но заключая в себе некоторые забавные эпизоды, поэма лишена живой струи истинного юмора и отличается скучными длиннотами.
Рекомендации редакторов, безусловно, полезны, однако они представляют собой общие правила, по которым следует действовать, тогда как в научной «практике» зачастую оказывается больше подводных камней. ТрВ-Наука обратился к известным российским ученым с тремя вопросами:
1. Что самое важное для того, чтобы статью приняли в хороший научный журнал? Есть ли у Вас свои ноу-хау?
2. Было ли Вам трудно публиковаться в начале Вашей научной карьеры?
3. Каковы главные трудности сейчас и как Вы их преодолеваете?
Публикуем поступившие ответы.
Иосиф Хриплович , докт. физ-мат. наук, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Института ядерной физики СО РАН, зав. кафедрой теорфизики Новосибирского госуниверситета:
1. По-моему, всё достаточно просто: нужно делать хорошие работы.
2. Слово «карьера» я не люблю. Блок сказал когда-то: «У поэтов не бывает карьеры, у них есть только судьба». Каких-то особых трудностей с публикациями в молодости я не помню.
Михаил Кацнельсон , докт.физ.-мат. наук, профессор Университета Радбауда (Нидерланды):
1. Прежде всего статья должна быть хорошая. Есть много способов, как опубликовать плохую статью в хорошем журнале, но учить этакому молодежь было бы прямым вредительством. Итак, исходим из того, что в статье содержатся новые, важные, интересные и правильные научные результаты. Как повысить вероятность публикации хорошей (в указанном смысле) статьи в хорошем журнале?
А. Отнестись серьезно к написанию текста. Кажется банальным, но таковым не является. Я долго считал (и так меня учили), что чересчур шлифовать текст ради престижной публикации чуть ли не позорно. Главное, мол, научный уровень, а вылизывать свои тексты недостойно ученого. Это вполне соответствовало советским научным традициям (почитайте-ка старые советские физические журналы, особенно ЖЭТФ и «Письма ЖЭТФ» — сплошной шифр и птичий язык, доступный лишь посвященным- при высочайшем научном уровне). Сейчас я понимаю, что это было глупо. Всё, что делаешь (например, пишешь статью или готовишь презентацию), надо делать хорошо, а иначе — себя не уважать. К тому же, вылизывание текста обычно сопровождается более глубоким проникновением в суть. Чтобы выделить важное и не загромождать изложение лишними деталями, нужно, как минимум, понимать, что важно, а что детали.
Б. «Одна статья — одна идея». Услышал в свое время этот лозунг от Димы Хмельницкого. Опять-таки, это не само собой разумеется. Знаю других замечательных физиков, которые считали: статья тем лучше, чем больше разнообразной информации в нее напихано. Гейне говорил в свое время про такой стиль — как будто молодые ростки деревьев, которые могли бы стать (если бы им дали вырасти) могучими елями и дубами, вырваны из земли, перемешаны и поданы в виде салата. Если есть десять мыслей, лучше написать десять маленьких заметок, по заметке на мысль. Конечно, если весь пафос работы в установлении новых неожиданных взаимосвязей — так делать не надо, то сколько тех работ, с установлением связей? Обычно нежелание разделять мысли по работам — банальная лень. «И так сойдет».
В. При всем при том публикация в престижном журнале — это всегда еще и вопрос везения. Я не знаю способов, которые гарантировали бы публикацию в Nature или Science. Даже если научный уровень работы заведомо достаточен. Поэтому надо легче относиться к возможному облому. Посылать в этом случае спокойно статью в другой журнал, уровнем пониже. И, конечно, выкладывать всё в arXiv. Пару раз мои молодые соавторы-экспериментаторы теряли всякий интерес к работе, раз ее не удалось пропихнуть в журнал экстра-класса. Что ж, больше я с этими людьми не работал, поскольку их явным образом интересует не наука (которая требует донести свои результаты до научного сообщества), а карьера (для которой непрестижные журналы не считаются).
2. Ну, начало моей научной карьеры было в другой стране и в другую эпоху. Ни о каких Nature, Science, Phys. Rev.Lett. тогда речи не было, а трудности публикации в старом ЖЭТФе или «Письмах ЖЭТФ» сейчас обсуждать не поучительно. Всё это ушло.
3. Сейчас моя главная трудность, что я ненавижу писать статьи. И при этом всё время пишу как проклятый. Потому что это неотъемлемая часть профессии, нужно уметь делать черную работу и стараться делать ее как можно лучше. А белоручки и снобы (ах, я такой возвышенный, я не от мира сего, мне важно для себя лишний раз понять, как я велик, а знакомить презренную чернь с моими достижениями не обязательно) сами достойны только презрения.
Сергей Дужин , докт.физ.-мат. наук, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского отделения Математического института РАН:
1-3. Я не имею публикаций в престижных журналах, не интересуюсь оными и поэтому ничего полезного сказать не могу.
Теперь мне лично вполне хватает выкладывания текста на arXiv (как Перельману). А молодым надо публиковаться для защиты в журналах из списка ВАК.
А для того, чтобы их читали, необходимо и достаточно препринтов в arXiv.
Для карьеры на Западе важны публикации в престижных международных журналах, а в России, по моим наблюдениям, в математических институтах высшего уровня требование таких публикаций отсутствует. Если человек занят делом, то ему достаточно положить текст на архив.
В провинции, возможно, дело обстоит не так.
Андрей Зелевинский , докт.физ.-мат. наук, профессор факультета математики Северо-Западного университета (Бостон, США):
1. У меня нет никакого «секретного оружия».
Если ты получил сильные результаты и изложил их четко и ясно, у тебя хорошие шансы быть напечатанным в престижном математическом журнале. Правда, еще важна и некоторая «актуальность» темы (в математике довольно трудно определяемая). Поэтому при выборе журнала я обычно смотрю на состав редколлегии, нет ли там человека, разбирающегося и заинтересованного в моей тематике.
2. Мои первые математические публикации появились в начале 70-х. Публиковаться было трудно, прежде всего потому, что в СССР был сильный дефицит математических журналов (об отправке за границу, разумеется, и речи не было) и к тому же заметная их часть управлялась антисемитами так, что для математика из школы И.М. Гельфанда число возможностей было очень невелико — в основном короткие заметки в «Успехах математических наук», «Функциональном анализе и его приложениях» и в «Докладах АН СССР», если находился академик или член-корреспондент (обычно сам И.М. Гельфанд), готовый представить твою работу.
3. Сейчас единственная трудность — получить хорошие результаты и написать хорошую работу.
Михаил Фейгельман , докт. физ-мат. наук, зам. директора Института теоретической физики им.Л.Д.Ландау РАН, профессор Московского физикотехнического института, член рабочей группы, научный руководитель проекта «Корпус экспертов»:
1. Чтобы статью приняли в хороший журнал, надо:
а) чтобы в ней было интересное содержание;
Вопрос про «ноу-хау» напоминает мне старый анекдот еще советских времен:
«Что такое системный подход?» —
«Это очень просто, сначала надо подумать, а уже потом — сделать»
2-3. У меня не было никаких проблем с подготовкой статей ни в молодости, ни сейчас. Просто надо работать головой.
Дмитрий Вибе , докт. физ.-мат. наук, ведущий научный сотрудник Института астрономии РАН:
1. Как ни странно это прозвучит, чтобы статью приняли в хороший научный журнал, она должна содержать хороший научный результат!
Ноу-хау здесь очень простое- нужно тщательно изучить уже существующие публикации по теме работы и стараться сделать ее как минимум не хуже. Не делать упрощений и допущений, которых уже никто не делает. Отказаться от упрощения или допущения, которое делают все. Не лениться цитировать статьи конкурентов- хотя бы и с целью их критики. Следить за тем, чтобы вы говорили на том же языке, что и другие авторы журнала, чтобы статья касалась круга их занятий, была им интересна и полезна.
В целом изначально задаться вопросом: зачем может моя статья понадобиться другим авторам журнала в их последующих публикациях? Ещё очень полезно перед началом работы просматривать старые публикации на ту же тему: есть вероятность, что то, что вы собираетесь сделать, кто-то лет тридцать назад уже сделал!
Не нужно писать большие статьи: вспомните свои эмоции, когда вам попадается чужая нужная статья страниц на пятьдесят. А представляете, что думает рецензент, когда ему предлагается написать отзыв на такой опус?
Кто-то, вероятно, с этим не согласится, но мой опыт говорит, что собственно исследование и написание статьи по нему не должны разделяться по времени. Всё равно, когда начинаешь писать статью, т.е. упорядочивать результаты в собственной голове, большую часть работы приходится переделывать.
2. Нет, пожалуй. Хотя нужно признаться, что я не сразу начал посылать статьи в Astrophysical Journal, а шел по нарастающей.
3. Главная трудность — остановиться. Не пытаться довести статью до совершенства. Преодолеваю эту трудность совместно с соавторами: с какого-то момента принимаем решение далее давить в зародыше все предложения: «А давайте еще это проверим». Говорим себе: «Стоп, дальше пускай разбирается рецензент!»
Константин Северинов , докт. биол. наук, зав. лабораториями Института молекулярной генетики РАН и Института биологии гена РАН, профессор Института микробиологии Waksman в Университете Ратгерса (США), профессор в Сколковском институте науки и технологии (Skolkovo Tech):
1. Для того, чтобы статью приняли в хороший журнал, в ней должны описываться нетривиальные результаты оригинального исследования по интересной теме. Постановка задачи, цель исследования, описание результатов и их интерпретация должны быть представлены просто и логично. При этом надо понимать, что чем лучше журнал, тем сложнее в нем опубликоваться (т.е. тем больший процент статей, приходящих в редакцию, получает отказ), так что надо быть всегда готовым к тому, что статья будет отвергнута и придется ее перепосылать в журнал «похуже».
Основное «ноу-хау» заключено в известном выражении: «кто ясно мыслит, тот ясно излагает». На мой взгляд, большинство проблем с публикациями в высокорейтинговых зарубежных журналах, на которые часто жалуются отечественные авторы, не связано с незнанием английского языка, а вызвано: i) неумением излагать свой мысли не только на английском, но и на русском языке, ii) естественной для всех авторов переоценкой значимости своей собственной работы и iii) невозможностью правильной оценки уровня своих результатов российскими авторами из-за оторванности нашей науки от мировой науки.
Последнее приводит к тому, что многие статьи русских авторов, которые мне довелось рецензировать, содержат исключительно длинное и заумное обсуждение результатов, с заключениями, которые часто никак не основаны на представленных результатах.
В принципе, есть ряд нехитрых правил, которые улучшают качество положенного на бумагу текста. Например, как пошутил один мой коллега, крупный американский ученый, «большинство читателей моих статей не способны что-либо понять по определению. Поэтому с моей стороны будет крайним неуважением, если и позволю себе, чтобы в статье, выходящей из моей лаборатории, содержалось больше чем один оригинальный результат». Это, конечно шутка, но в ней, безусловно, есть доля истины.
Другой, несколько циничный, но полезный взгляд на вещи заключается в том, что «с пристрастием» вашу статью будут читать только два-три человека — те, кто будет рецензировать статью, а редактор журнала, который направит им статью на рецензию, прочтет только название и абстракт. Соответственно, к названию и написанию абстракта нужно относиться очень серьезно, а когда пишешь статью, полезно представить себя в позиции «злого» рецензента и пытаться «завалить» свое собственное исследование, выискивая поводы для оспаривания выводов работы. Такое дистанцирование от собственных результатов очень полезно и реально позволяет увидеть несовершенства и исправить их до подачи статьи в журнал.
Также очень полезно перед посылкой статьи в журнал разослать ее коллегам, работающим в вашей области, и попросить у них комментарии. Многие, наверное, возразят мне, что такая тактика может привести к тому, что ваши драгоценные результаты будут «украдены», но опыт показывает, что такая параноидальная реакция, кстати, очень характерная для российских ученых, есть как раз следствие переоценки значимости своих работ.
Перед началом написания статьи в голове должен быть ее четкий план: постановка проблемы, цель исследования и его задачи, ключевые эксперименты и их результаты и выводы. Я обычно кладу эти «bullets» на бумагу, а потом начинаю каждую из позиций развивать. Перед началом собственно процесса написания все рисунки и таблицы должны быть готовы и должен быть определен их порядок. То есть готовая статья уже должна быть у вас в голове, вам надо только ее написать.
Хорошие статьи должны быть хорошо, просто и логично написаны. Они должны быть понятны, и ваша обязанность как автора сделать их такими. В конце концов вы же пишете статью не для ПНРД какого-нибудь, а для коллег, мнение которых для вас важно. Вы хотите, чтобы они вашу статью прочли, оценили, результаты использовали при проведении своих исследований, предложили совместную интересную работу и т.д.
Чтобы хорошо писать, надо писать много, желательно каждый день. Для меня эффективным способом является интеративная работа, когда после активного писания какого-нибудь текста я откладываю его на неделю-другую. Как правило, первая реакция после «возвращения» к тексту — ужас, потому что всё кажется откровенно безобразным. Начинаешь всё править. Потом опять откладываешь. Некоторые статьи требуют десятка и более таких итераций.
Очень важно читать много хороших статей, а еще лучше, рецензировать их. Рецензирование не только учит критически относиться к текстам и давать авторам советы по их улучшению, но и позволяет завязать профессиональные отношения с редакторами журналов, что дает возможность прямого общения с ними перед подачей статьи в журнал. Такое общение позволяет, например, получить частное мнение редактора о принципиальной пригодности вашей статьи к публикации без официальной подачи, что экономит время.
Грамотное общение с редакторами также важно после того, как получены рецензии. Если вы по какой-то причине не согласны с мнением рецензента, вы можете высказать/обосновать свое мнение редактору, попросить смены рецензента и т.д. Очень важно также уметь извлекать пользу из рецензий. Если вы получили отрицательную рецензию, полезно понимать, что рецензент в подавляющем большинстве случаев не говорит вам, что вы — идиот, а указывает на реальные недостатки исследования или представления данных, которые нужно исправить. У меня было несколько случаев, когда отрицательные рецензии подталкивали нас к новым экспериментам, которые давали совершенно неожиданные результаты и позволяли нам продолжить исследования в новых, очень интересных направлениях.
2. Да нет, не было никаких особых трудностей. Трудно получить научный результат, на это уходит много времени и сил. Часто вообще ничего не получается, потому что гипотеза, которая лежит в основе исследования, не подтверждается. Отрицательные результаты, как правило, не публикуются, так что приходиться менять задачу и делать что-нибудь другое. Трудно придумывать что-то интересное и не тривиальное. Трудно видеть, что есть вещи, которые в российских условиях ограничивают или делают невозможной работу моих сотрудников.
3. Моя главная головная боль сейчас связана с тем, что около месяца назад нам вдруг сообщили, что российское производство радиоактивных веществ, без которых наша работа невозможна, будет приостановлено на неизвестных срок, а может быть и совсем прекращено. Поставки из-за рубежа невозможны. Работа встала, в частности работа, которая должна была в скором времени привести к нескольким интересным статьям моих аспирантов, которые должны были по этим результатам защищаться.
Я много всякой «дряни» привожу из своей американской лаборатории, от мух до ферментов, антител и хроматографических колонок, но таскать радиоактивность мне, что называется, западло. Так что сейчас мы организуем массовый вывоз аспирантов и молодых сотрудников в мою лабораторию в Штаты или в дружественную лабораторию в Имперском колледже, чтобы они могли выполнить там эксперименты. Если это не удастся сделать, то исследования, которые они вели несколько лет, и сами их научные карьеры окажутся под ударом.
Ведь самое главное требование к научным статьям — это оригинальность результата. Наша область очень конкурентная, и задержка на полгода вполне может привести к тому, что какие-то из результатов будут получены и опубликованы нашими зарубежными коллегами.
Виктор Васильев , докт. физ-мат. наук, академик РАН, профессор факультета математики НИУ-ВШЭ, главный научный сотрудник МИАН:
1. Начну с банальности, что САМОЕ важное-это написать действительно хорошую работу, и перейду к мелочам и подробностям.
Очень полезно, чтобы в работе был сравнительно кратко и четко описываемый результат. Член редколлегии, отвечающий за вашу специальность, будет очень доволен, если ему удастся объяснить остальным суть работы в нескольких предложениях, и будет благодарен вам, если вы дадите ему такую возможность.
Если вы придумали новую технику, концепцию или методологию, позволяющую решать широкий круг вопросов, не поленитесь подобрать пример-другой по-нагляднее (идеально — из какой-нибудь популярной или прикладной области), в котором ваш метод позволяет добиться рекордного результата. Иначе рутинная работа, в которой стандартными методами получена оценка 25-го члена какого-то асимптотического приближения, произведет лучшее впечатление, чем ваша: ведь ДАЖЕ в ХОРОШИХ научных журналах все члены редколлегии знают, что 25 больше чем 24.
Ваша же прекрасная теория произведет впечатление в лучшем случае на одного-двух членов. А если она не дает видимых успехов ни в каком конкретном приложении, то, может быть, она действительно не такая уж хорошая? Ради Бога, не переоценивайте умственные способности и компетентность редколлегии!
Обязательно дайте ссылки на работы лучших специалистов в области своей статьи, даже если она не опирается на них непосредственно. Выбирая возможных рецензентов, член редколлегии первым делом посмотрит на список литературы и, если вы не дадите ему такую подсказку, может послать статью на отзыв черт знает кому (или главный редактор неправильно выберет члена редколлегии, ведущего вашу работу). Если он случайно разбирается в вопросе, то может поступить по-своему, но не вредно подстраховаться на случай худшего.
Не ленитесь писать статью тщательно и с любовью к читателю! Не забывайте, что журналы существуют не для авторов, не для редакторов, не для издателей, не для статистиков и даже не для облегчения жизни recruiting committees, которые, вместо того чтобы разбираться в ваших реальных достоинствах, норовят ограничиться просмотром вашего списка публикаций. Журналы существуют для читателей (правда, в эпоху arXiv их функция немного поменялась: теперь это фильтрация не жесткого, а рекомендательного характера, а также приведение к читабельному виду), и ясное доведение вашей работы до сознания сообщества — это не менее важный и ответственный труд, чем собственно получение результатов или чтение лекций в университете.
Читатель должен в самом начале узнать, что будет сделано в этой работе, и в каждый момент он должен понимать, куда вы сейчас клоните, какое место в общем здании вашей статьи занимает читаемое сейчас предложение и где заканчивается один сюжет (например, доказательство вспомогательного утверждения) и начинается другой. Не жалейте труда на примеры и картинки. А рецензент и отвечающий за вас член редколлегии — это ведь тоже читатели, и они по достоинству оценят эти ваши усилия.
Наконец, мне бывает полезно отложить уже полностью готовую статью на недельку в стол и потом посмотреть на нее свежим взглядом.
2. В части взаимодействия с редколлегиями в молодости у меня проблем не было. В некоторый момент В.И. Арнольд говорил мне, что вот этот результат надо опубликовать. Я писал текст и сдавал, как правило, в журнал «Функциональный анализ и его приложения», где публиковались почти все люди с нашего семинара (и где главным редактором был И.М. Гельфанд, а Арнольд — его заместителем). В те времена по количеству и качеству новых идей на квадратный сантиметр бумаги это был один из самых лучших журналов в мире.
Но первую свою статью я переписывал больше полугода! Арнольд попросил Андрея Леонтовича добиться от меня, чтобы текст стал приличным, и вот перед каждым четным вторником я перепечатывал его (20 страниц на машинке плюс формулы от руки), а по нечетным вторникам Андрей возвращал мне раскритикованный вариант. Так что проблемы были совсем другого сорта. И вообще тогда были другие трудности: например, разрешение на издание моей первой монографии в Великобритании (т.е. признание того, что в ней не содержится государственных и военных тайн) пришлось выпрашивать в первом отделе почти два года.
3. Как-то так получилось, что ни раньше, ни теперь у меня не было нужды заботиться о рейтинге изданий, в которых я публикуюсь. Между прочим, иногда, с точки зрения научного сообщества, стоит думать не только о том, что мы получаем, опубликовавшись в том или ином месте, но и о том, что мы этим даем. Например, логически завершая какую-то тему, хорошо бы не полениться написать монографию, в которой все будет описано с общей точки зрения и во взаимосвязи.
В результате ваша цитируемость резко понизится, ведь ваш последователь вместо того, чтобы сослаться на пять разных предварительных статей, сошлется теперь на пять разных мест из книги, что даст только один пункт в его списке литературы. Для индекса Хирша — это тем более хана. Да и вообще монографии — это что-то непонятное, журнального рейтинга у них нет, и попробуй объясни их ценность товарищу эффективному менеджеру. Но писать их очень правильно, хотя и невыгодно.
Алексей Кондрашов , канд. биол. наук. профессор Института биологических наук и кафедры экологии и эволюционной биологии Мичиганского университета США, победитель Первого конкурса мегагрантов 2010 года, создатель и заведующий лаборатории эволюционной геномики факультета биоинформатики и биоинженерии МГУ:
Коротко расскажу о своем опыте.
1) Пока я жил в России, публиковаться было легко, поскольку я был чем-то экзотическим и далеким, а не реальным конкурентом. А в последние 20 лет публиковаться трудно и противно. Регулярно попадаются уроды, которые пишут про мои работы оскорбительную чушь, прикрываясь анонимностью.
2) На материале 100 моих публикаций за последние 20 лет коэффициент корреляции между качеством работы и количеством дерьма, которое приходится выхлебать, прежде чем ее опубликуешь, — примерно — 0,3. Частично из-за того, что хорошие работы шлешь в хорошие журналы. А частично — потому, что рецензенты — козлы и новых идей не любят.
3) Лишь одна рецензия примерно из 10 сколько-то полезна. А серьезные ошибки находили, кажется, два раза. Три или четыре раза я потерял приоритет — пока рецензенты мордовали пионерские работы. Один раз — когда мы описали доместикацию транспозо-нов — результат удалось опубликовать в пятом журнале благодаря мужеству редакторши Труди Маккей, которая взяла рукопись при двух отрицательных рецензиях. Сейчас, 10 лет спустя, этот феномен — общее место.
1) плевать на рецензентов — вы сами знаете, хороша ваша работа или нет;
2) плевать на рецензентов — анонимное оскорбление не делает поединок неизбежным;
3) плевать на рецензентов — бывают в жизни вещи и похуже;
4) если вы не пошлете вашу рукопись в Nature, ее там точно не опубликуют.
Николай Решетихин , докт. физ-мат. наук, профессор факультета математической физики Калифорнийского университета (США), профессор Института математики университета Амстердама (Нидерланды):
1-3. Я не уверен, что есть универсальные советы такого типа. Конечно, самое важное-это наличие хорошего результата. Сейчас довольно много хороших журналов.
Насколько я вижу по своим аспирантам, когда есть результат, то статьи публикуют в разумных журналах. Да, конечно, важно, чтобы статья была хорошо написана. Иногда авторы пишут «для себя», и такие статьи часто невозможно читать. В таких случаях возникают проблемы. У меня сейчас основная трудность — это отсутствие времени, преодолеваю ее с трудом.
Обсуждая проблему публикации научных статей, следует иметь в виду, что практика публикаци сильно отличается в разных областях. Советы начинающим авторам могут быть совершенно разными, в зависимости от дисциплины. Например, в математике, в теоретической физике — общепринятый порядок авторов алфавитный. Не так в биологии. Я не знаю про другие науки. Одно это показывает, что культуры разных научных сообществ отличаются. Есть много других отличий, которые влияют на структуру публикации. Например, зависимость молодого ученого от руководителя группы сильно отличается между теоретическими и экспериментальными науками.
Артем Оганов , Ph.D. в кристаллографии University College London, Habilitation Швейцарского федерального политехнического института в Цюрихе, профессор Университета штата Нью-Йорк, адъюнкт-профессор МГУ:
1. Самое главное — у исследования должен быть значимый результат. Важная научная задача и ее решение, необычное явление, парадоксальный результат и т.д. На самом деле, одно из главных качеств ученого -находить важные и интересные задачи для решения, а это практически и гарантирует публикацию в хорошем журнале. Жизнь слишком коротка, чтобы ее разменивать на рутинные исследования и проходные статьи.
2. Нет, не было трудно. Самое главное — сделать первый вклад. И продолжать работать (в том числе над собой), даже, когда заканчиваются силы и покидает вдохновение.
3. Никаких особенных трудностей не возникает. Самое трудное — написать хорошую статью, иногда это получается буквально за день, но чаще требует долгого времени. У меня есть работы, которые я писал 2-3 года. Когда статья отправлена рецензентам, надо быть готовым к любому повороту. У меня бывало всякое — было мгновенное принятие статей, было и затяжное. Было, когда рецензент затягивал мою статью, чтобы опубликовать свою, было и такое, что друг, которому я послал свою статью на комментарий, решил опубликовать мои результаты под своим именем. Время всё расставило по местам. Самое главное — качественная работа, уверенность в себе, здравый смысл и упорство.
Подготовила Наталия Демина
Фото И.Б. Хрипловича из «УФН» http://ufn.ru/ufn07/ufn07_2/Russian/rper072.pdf
Фото С. Дужина, А. Кондрашова и К. Северинова - Н. Четвериковой («Полит.ру»), В. Васильева из опроса с сайта
Сильным ученикам можно предложить попробовать себя в роли настоящего редактора. Здесь предлагаются три отрывка из реальных текстов. Причины создания таких «шедевров» очевидны: человек начинает говорить, не представляя точно, что он хочет сказать. В результате не он подбирает нужные слова, а слова берут его в плен и уводят за собой (обратите внимание, что в первых двух случаях говорящий даже никак не может закончить предложение). Задача редактирующего – очистить мысль от словесной шелухи. (Между прочим, задание № 2 взято из интервью с ректором одного из российских университетов.)
Попробуйте отредактировать!
1. Здесь имеется в виду уже не только конкретно, там, а что в любом случае всегда контекст идет на личную свободу, на право, так сказать, высказывания того, что их все-таки сегодня уже нет, того понятия, что, как раньше, «висел дамоклов меч» – если я чего-то сказал, то меня должны за это, так сказать, наказать или куда-то, то это у них нет уже.
2. Понятно, что они, обладая наибольшим пониманием всех постановлений, всех процессов социальных, которые сейчас проходят, ну и понимают, и дело могут, понятно, что могут и объяснять нормально: что, чего происходит, донести до обычного обывателя, тем более что – я ссылаюсь все на учителей и врачей – что они постоянно все-таки с простым человеком имеют дело, там контактируют, знают его язык, знают, чем, каковы его интересы и как ему надо сказать.
3. Корреспонденты наши – они тактику ведут однолинейную. У них нет разновидности. У них все одно. Они как поставили одну задачу, они ее и производят. Но здесь надо еще так понимать, что надо здесь обширность сделать такую, а что именно, надо анализировать то, что оно необходимо. То, что у нас расплывчато, у нас обрисовывают все, а если когда у нас действительно надо, чтобы до человека дошло, ему надо точнее данные давать, а не то, что может быть или как-нибудь, так сказать, разнообразие.
Поучительно, что большая часть приведенных выше ошибок спровоцирована желанием говорящих сделать свою речь более весомой и яркой, чем она бывает обычно. Для этого они употребляют звучные иноязычные слова, книжные выражения, усложняют конструкцию предложения, придумывают новые, как им кажется, более выразительные слова. Разве не так же часто поступают и ученики?
Пунктуационные ошибки
И в заключение мне хотелось бы привести примеры очень характерных ошибок, уже не речевых, а пунктуационных. Все они – результат излишнего упрощения правил. Очевидно, люди, набиравшие тексты интервью, со школьных лет твердо запомнили, что «перед что всегда запятая», «деепричастие всегда в запятых» и т.п.
Объясните, почему здесь не нужна запятая
1. Если уж на выходные дни некоторые люди могут выехать за границу, то, что говорить о заключении договоров. 2. А как вы считаете, что, авария не то, что возможна, но и обязательна? 3. Да, я слышала о судебной реформе, но не берусь о ней судить, т.к. в СМИ мало, что о ней пишется. 4. России нельзя быть закрытой страной, т.к. будет мало развита, но и создавать из России, что-то, подобное Западу, не надо. 5. Допустим, где-то, что-то случилось – могут посадить невиновного. 6. Это заключение договоров, все пункты, которых должны выполняться и нашей страной, и страной, с которой он заключен. 7. Нужна идея, ради, которой люди будут трудиться на благо страны. 8. Это единственные два места, после обращения, в которые что-то реально может измениться. 9. Если что-то где-то нарушили правила, какие , то сразу штраф. 10. Над тем, какие страны, как к нам относятся, я не задумывалась. 11. Зная, научный потенциал нашей страны, зная, наши научные разработки, хотели, чтобы все зачахло. 12. А некоторые, зная, невиновность человека, сделают так, чтобы человека посадить.
Единственный смысл, в котором это высказывание (давно отделившееся от Буало или Шопенгауэра) могло бы быть безусловно верно и к тому же, кажется, быть принято всеми, это (увы, пресное) –
Чтобы ясно изложить предмет, нужно, как минимум, его ясно понимать.
И сопутствующее этому:
За неясностью изложения может скрываться недостаток понимания.
Точно выразиться может только тот, кто точно знает, что хочет сказать ,
Но в рассматриваемом афоризме звучит нечто и более тонкое, именно, что –
Заинтересованность в ясном понимании сама собою предполагает заинтересованность в ясных (то есть точных) формулировках. Ибо, говоря вообще, это фактически одно и то же: понять – значит сформулировать.
«Ясно помыслить» и значит «четко сформулировать», то есть «изложить»…
Хотя, может быть, это ясное изложение будет-таки автором затемнено чем-то посторонним или же самое ясное изложение может быть ясно все-таки не всем.
Подлинное мышление – честное мышление, значит такое, что ищет ясности, – и темнота изложения заставляет усомниться в его подлинности. Однако не все и не всегда могут оценить ясность изложения. Как сказал Лихтенберг, «если при столкновении головы с книгой раздается глухой звук, не всегда виновата книга».
Так, если вообще различия между «точностью» формулировки и ее «ясностью» самих по себе нет, то существует большая дистанция между «точностью» и «доведением до ясности для непосвященных», «популярностью».
Остановлюсь на том, что значит «популяризовать»: это значит сделать кое-что в предмете изложения понятным для непосвященной публики, оставив ее в остальном непосвященной. Настоящая полная ясность дала бы возможность слушателю самому оперировать с полученными выводами, но популяризации такой возможности еще не дают, во всем приходится следовать за преподавателем. Они дают «общее» (смутное) представление, или только лишь самую общую ясность.
Разумеется, в решении этой задачи популяризации ясное понимание предмета изложения необходимо, но одного его не хватит, дело не в нем. Задача, как мы видели, специфическая. Потому, например, лучшие популяризаторы науки сами далеко не всегда действующие, сделавшие собственные открытия ученые (хотя есть и такие – необходимость изложить сложное максимально просто помогает последним прийти к необходимой ясности понимания).
Замечу, что популяризаторам проще быть понятнее, чем первооткрывателям, – им легче опустить в изложении трудности и перипетии пути к пониманию, только затемняющие суть, – если только, конечно, эти перипетии не составляют самой интриги популярного изложения.
В общем, популяризация – или ясность для профанов – это искусство особое. Верх искусства популяризации – сочетать ясность изложения с его фактической точностью. В обычном же случае, ясность изложения достигается за счет неполноты и тем самым неточности. Так что, бывает, что – сама ясность популярного изложения заставляет подозревать, что оно неполное и неточное, что называется схематичное или даже примитивизирующее, и более ясное мышление с ним уже не состыковалось бы…
Но и здесь (при понимании ясности как популярности) какая-то правда в рассматриваемом афоризме сохраняется. Можно наблюдать, что –
Чем яснее понимаешь предмет, тем, как правило, меньше испытываешь нужды в специальных терминах.
Во всяком случае –
Чем яснее понимаешь предмет, тем охотнее, говоря о нем, обходишься обиходными словами.
Так оно потому, что «понять» – это ощутить и уметь сказать, а сказать – это выразить на общеупотребительном языке. Ибо достоинство языка, он же инструмент понимания, именно в его общезначимости. Но оба последних афоризма – скорее тенденция, чем закон. Ибо общезначимость все-таки не вполне то же, что общеупотребительность.
Наверное, следовало бы с самого начала в этом разобраться, но – что такое вообще «ясно мыслить», и что такое «ясно излагать»?
Само по себе выражение «ясно мыслить» очень-таки неясное. Что тут имеется в виду: результат мышления или его процесс? Вроде бы, нельзя ясно мыслить с самого начала процесса – начало мышления всегда вопрос, проблема, то есть тревожащая неясность. Тут только еще стремишься к ясности, ощущая себя в потемках. Говорят же (в противоположность рассматриваемому здесь афоризму!), что ученому все не ясно именно там, где обыватель вообще не видит вопроса. Кто сразу буквально «мыслит ясно», тот, по-видимому, не мыслит вообще. – Так что речь как будто может идти только о ясных выводах, уже полученных или усвоенных. Точнее было бы не «кто ясно мыслит…», а «кто ясно понимает, тот и изложит ясно». (Вспоминается шутка «объяснял, объяснял, пока сам не понял»: пока сам до самого конца не поймешь, не станешь понятным и вполовину.) В общем, кто не мыслит (не ищет), а уже знает и понимает (нашел или усвоил найденное другими), тот может и должен излагать ясно. Проблемы с изложением у тех, кто ищет.
Разночтений «ясно излагает» мы уже касались, говоря о популяризациях. Что ясно посвященным, темно для профанов, и что кажется ясным профанам, то может составлять проблему для посвященных.
Как бы то ни было, рассмотрим, что именно подразумевают каждый раз, во-первых, когда произносят «кто ясно мыслит…»: (1) некие ясные выводы или (2) поиски этих выводов? И во-вторых, «тот ясно излагает»: имеют ли в виду (а) объяснение дела кому-то, кто уже в курсе дела (например демонстрация доказательства теоремы тем, кто знаком с основами геометрии), или же (б) «популяризацию», то есть какие-то общие представления о результатах научных размышлений или опытов неспециалистам?
И вот можно подвести итоги – комбинации (1) и (2) с (а) и (б).
(1а) Изложить вполне ясно готовые выводы можно, по крайней мере, подготовленной публике (насколько такая подготовка требуется). Если их ясно понимаешь, то должен и ясно, для своей публики, изложить. Это вопрос честности или вежливости.
(1б) Объяснить какие-то специальные знания неподготовленной публике можно лишь «просто», но все-таки никогда вполне не ясно – это значит упрощенно. Тем не менее популяризации необходимы, и это особое искусство, наличие которого свидетельствует, а отсутствие которого еще не свидетельствует о неумении мыслить.
(2а) Излагать же ход мыслей можно лишь тем, кто целиком в курсе проблемы (это значит советоваться или дискутировать), но ясным и тут скорее всего никому не покажешься.
(2б) А если излагать ход мыслей, пол-работы, профанам – покажешься не только неясным, но и дураком, – «филосóф без огурцов», «расщеплять волос надвое» и т.д.
Апрель 2016
Добавление
Одно дело - излагать свои мысли ясно, несколько иное - делать их «понятными для дураков», и уж совсем другое - сочинять что-то, рассчитанное на дурака, то есть дурацкое.
«Излагать свои мысли ясно» - в первую очередь значит: продвигаясь к выводам, излагать их последовательно, не пропуская важных звеньев доказательства и не зацикливаясь на второстепенном.
Это искусство особое. Ибо пути, которыми мы приходим к своим выводам, прямыми не бывают: и то, зачем нам так нужна была искомая истина, и то, какие собственные предрассудки нам пришлось ради нее преодолеть - бывает нам слишком важно для того, чтобы умолчать о том перед слушателем. Но, насколько нам самим бывают важны эти перипетии поиска, настолько они могут оказаться излишними для других - имеющих и собственные заинтересованности и собственные предрассудки. Им, вероятнее всего, будут важнее пути логики, в которых от каждого А к каждому В и от В к С будут вести только прямые - кратчайшие расстояния.
…Но и сказанное не вполне справедливо. «Вероятнее», но не обязательно. Ведь если мы разделяем те самые
предрассудки и заинтересованности, что и у людей, которым мы растолковываем свою мысль - то, как раз, бываем понятны им особенно. Это называется, например, так: «принадлежать своему времени». Кто в наибольшей степени ему «принадлежит», бывает «понятен душе» человека своего времени; он понятен эмоционально, а не чисто логически - а это дорогого стоит… Пусть часто оказывается, что по прошествии
данного времени самый любимый властитель умов, выразитель дум, становится как раз особенно непонятным, и даже не просто темным (путаным, сбивчивым и т.д.) - а странным, даже нелепым, - но ведь это уже потом…
Искусство быть понятным состоит в умении быть логичным и притом не забывать демонстрировать слушателю, чем именно ваши выводы и опровержения могут быть интересны ему самому.
«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».
Что значит «ясно мыслить»? Мыслить и значит - выбираться из темноты. Мысль проясняет темное, с него и должна начать; она не может быть с самого начала «ясной»! Тем паче, что самыми темными оказываются как правило представления привычные, так что именно стремящаяся к свету мысль, для немыслящих-то, все и затемняет.
(Чтобы выйти к простому представлению о Земле-шаре, необходимо продемонстрировать, что простейшее представление о верхе и низе есть на самом деле предельно темное. Ясно мыслящий, для обывателя, наводит только тень на плетень.)
Может быть, приведенный афоризм значит: «Кто хорошо понимает то, что говорит, излагает всегда ясно»? Но и с этим тоже трудно согласиться. Если понятное изложение безусловно свидетельствует о понимании излагающим предмета, то, напротив, даже полнейшее понимание предмета еще не гарантирует понятного изложения. Искусство быть последовательным (синоним: ясным) требует постоянного самоотчета в том, что на данном этапе объяснения уже ясно и что еще не ясно; когда вам «все ясно», целое уже не разворачивается в эту цепочку, ее приходится особо реконструировать. - Затем, важно, фигурально выражаясь, чтобы говорящий и слушающий изъяснялись на одном языке: чтобы их волновало одно и то же. У оригинальных умов, понятно, с этим бывают особые сложности, которые разбирать здесь не место.
Единственное толкование, с которым можно согласиться: «кто мыслит по-настоящему, искренне, тот именно и стремится к ясности - не к чему иному. А об этом вернее всего можно судить по манере его изложения».
Выражение «Сделать изложение понятным "для дураков"» - если толковать его в лучшем смысле - может значить либо: предельно «разжевать» изложение, не опуская никаких звеньев в доказательствах, - либо же оно имеет в виду все-таки не дураков, а только непосвященных, - непосвященных в ход тех исследований, выводы коих намереваются изложить. Если желать, чтобы излагаемое дошло до непосвященного в дело слушателя вовсе без потерь, это требование предполагает необходимость «дообразовать» его до нужного уровня.
Такая задача далеко не всегда разрешима, и потому она сводится к чаще всего к расшифровке специальных терминов (кстати, если без таковых вообще можно обойтись, то и лучше обойтись), а главное и худшее - к опущению доказательств. Тот, к кому обращается такая речь, сможет лишь принять ваши выводы к сведению - то есть принять к сведению, что вы пришли к таким-то выводам. Не получив возможности ни подтверждать, ни опровергать сказанное, он слишком мало выиграет от такого знания.
«Сделать (изложение) понятным для дураков»: может быть, говорить то, что нравится дуракам?.. Это ли достойная задача?..